КРИЗИС ДЕТСТВА И ОСНОВАНИЯ ПРОЕКТИРОВАНИЯ ФОРМ ДЕТСКОГО РАЗВИТИЯ

Б.Д.ЭЛЬКОНИН



В последние годы в составе материалов, характеризующих наше общее духовно-со*циальное состояние как близкое к катастро*фическому. Появилось множество свиде*тельств серьезного неблагополучия в систе*ме детской жизни. В первую очередь, это данные о здоровье детей. Это также данные о правовых, экономических, социально-пси*хологических аспектах функционирования системы образования; данные об уровне детской преступности. Не все указанные симптомы неблагополучия детской жизни представлены фактически, однако те, что представлены (например, статистические данные о физическом и психическом здо*ровье детей), способны вызвать панические настроения.

Для детских психологов общим местом стали свидетельства распада сюжетно-ролевой игры, детского сообщества, увеличе*ние случаев инфантилизма и др.

На фоне такого состояния дел в детском развитии и образовании предпринимается множество попыток его исправления. Это попытки общей гуманизации отношений взрослых и детей, попытки формирования и восстановления различных видов детских деятельностей и форм общения (например, игры поливозрастного детского сообщест*ва), попытки конструирования нового содер*жания образования.

Вместе с тем необходимо отметить, что и симптоматика состояния, и программы действий по его изменению являются крайне несистематическими, не имеющими целост*ного контекста. Необходима гипотеза об основаниях симптомов неблагополучия, за*дающая базовую проблематику проектиро*вания детской жизни. Без такой гипотезы различные проекты и практические действия выглядят очень ситуативно и реактивно.

Для выработки искомой гипотезы необхо*димо целостное представление о современ*ном детстве, причем целостное не столько по охвату разных его сторон, сколько по методу мышления. Другими словами, необ*ходимы подход и позиция, с которых совре*менное детство выступит целиком и можно будет утверждать нечто о его состоянии.

Возможность занять такую позицию дает выработанный Д. Б. Элькониным истори*ческий подход к онтогенезу и его гипотеза об историческом происхождении периодов детства. В русле этого подхода была предло*жена гипотеза о критических периодах в историческом развитии детства — кризисах детства [3], [12]. Эта гипотеза позволяет поставить вопрос о том, какой период в развитии детства — стабильный или крити*ческий — переживается в настоящее время в нашей стране, т. е. вопрос о диагнозе состояния детства.

В упомянутой статье [3] было предполо*жено, что один из кризисов детства был описан Д. Б. Элькониным в иной терминоло*гии. Это тот период истории детства, в итоге которого, по гипотезе Д. Б. Эльконина, поя*вилась сюжетно-ролевая игра [3], [14], [15]. Для этого периода была характерна потеря форм участия детей в жизни взрос*лых и взрослых в жизни детей, потеря формы представленности детям взрослой жизни (т. е. идеальной формы).

Вслед за Л. С. Выготским Д. Б. Эльконин считал, что идеальная форма, образ взрослости, является центральной категорией, за*дающей целостность детства. Образ взрослости, образ совершенного (идеального) взрослого является единственным способом и опорой представления детьми их будуще*го. На ясное представление об идеальной форме, в конечном счете, должны опираться и все попытки проектирования детской жизни. Вне такой опоры они теряют смысл. Разумеется, это относится и к проектам развития образования.



8



Итак, идеальная форма, понятая как образ совершенной взрослой жизни, — та первая категория, в которой схватывается целостность детства и относительно которой определяется, в критическом или стабиль*ном периоде развития находится детство.

Однако же не прости об идеальной форме должен идти разговор, а, по Л. С. Выготско*му, о ее отношении к реальной. Только в этом отношении она и определима как совершенная, идеальная.

Считаю важным остановиться на этом положении, несмотря на его кажущуюся простоту и очевидность. Более того, я по*лагаю, что его развертывание может обна*жить тот самый «камень, который презрели строители», причем, на этот раз, «строители» из школы Л. С. Выготского, настаивавшие на положении о «развитии как отношении реальной и идеальной форм». Необходимо понять, что в этой фразе значит слово «отно*шение» и сделать ударение именно на нем, а не на словосочетании «идеальная форма». И как только будет произведена предло*женная переакцентировка, станет ясно, что смысл процитированной фразы вовсе не оче*виден. Не очевиден, поскольку идеальная форма — это не просто накопленные челове*чеством знания, способы, образы и произве*дения, т. е. все то, что мы называем культу*рой. Такая точка зрения была бы натура*листичной. Все это еще должно находиться в «отношении», т. е., например, быть проти*вопоставлено как совершенное чему-то ино*му, должно быть явлено как идеальное. В противном случае слова о потере идеаль*ной формы в кризисе можно понять букваль*но, как потерю орудий, картин, книг и проч. Но ведь все это есть и находится рядом. Потеряно другое — то, как усматривать и вычитывать. Вот это «то, как» и закодиро*вано в слове «отношение». В нем акцент переносится с готовых, созданных форм культуры и их носителей, на формы явления совершенства, на формы явления взрослости. Идеальность должна выступить, т. е. стать не бытием, а событием — тем, смысл чего состоит в его совершении и явлении. И выступить должна сама идеальность, совершенство какого-либо содержания, а не просто лишь это иное содержание. Говоря словами М. К. Мамардашвили, важно не знание явления, а явление знания [8]. И еще одно высказывание того же автора: «...вся*кий действительно исполненный акт мысли можно рассматривать как событие (выде*лено автором. — Б. Э.). Событие, отлич*ное от своего же собственного содер*жания. Помимо того, что мысль утверждает какое-то содержание, сам факт утверждения и видения этого содержания есть событие. Событие мысли, предполагающее, что я как мыслящий должен исполниться, состояться» [9; 103]. Взрослый и ребенок должны «со*стояться» в событии идеальной формы, а со*бытие идеальной формы как событие, а не как факт или случай — это и есть событие взросления, событие совершенствования.

Таким образом, второй категорией, кото*рая в рамках культурно-исторического под*хода позволяет целостно представить детст*во, является категория событийности1. Мож*но сказать, что кризис детства — это кризис событийности детско-взрослой жизни2.

До настоящего времени категория собы*тийности прорабатывалась философами и литературоведами, а не психологами. Так, М. М. Бахтин писал о событии бытия как предмете, который строится и оформляется в художественном произведении [2], а М. Ю. Лотман считал, что событие является основой организации художественного тек*ста. Событийность, по М. Ю. Лотману, свя*зана с переходом из одного в другое смысло*вое пространство [7]. Например, из реально*го в чудесный (а можно сказать, и идеаль*ный) мир в мифе или в волшебной сказке. Этот переход выстроен как переход через границу между двумя мирами. Кульмина*ция сказки — преодоление и пересечение этой границы. В мифе и сказке специально подчеркивается невозможность ее преодоле*ния без метаморфозы и чуда [6; 535—567], без перевоплощения и преображения героя.

Реальный и совершенный мир, граница между ними и специальное действие — ме*таморфоза как способ преодоления грани*цы — образуют структуру событийности. На мой взгляд, эта структура может быть положена и в основу понимания отношений между реальной и идеальной формой в раз*витии ребенка. Разумеется, опираясь на ма*териал психологии развития, можно уточ*нить понятие событийности, но такое уточне*ние не является задачей данного текста. Достаточно указать на то, что в действии по построению событийности, действии по явлению совершенства должно строиться противопоставление совершенного и реаль*ного и преодоление границы между ними.

Для завершения мысли о соотношении идеальной и реальной форм как событийности

http://www.voppsyl.ru/4y/ISSUES/1992/923/923007.php