И. А. Беспалова

Двадцатичетырехместный автобус «Пазик» проходил через Покровское в восемь часов утра. На нем и уехал директор школы Юрий Никитич. Около одиннадцати он был уже в областном центре. Здесь ему предстояло обойти несколько кабинетов управления образованием, куда его привели дела службы.

Пока обошел нужные ему комнаты, вымотался за несколько часов так, как у себя в школе и за месяц не уставал.

Когда перевел дух и глянул на часы – стрелки показывали уже 15.10. Еще надо было заехать к теще хотя бы на часок. Иначе жена не поймет его. Да он и обещание дал, что навестит обязательно ее маму. Обратно «Пазик» отправляется в 17.40, билет на него лежит в кармане, в запасе оставалось два с половиной часа.

От центра, где Юрий Никитич находился в эту минуту, доехать до тещиного дома проще всего было трамваем, а от тещи до автовокзала – автобусом. Едва он подумал о трамвае, как тот, будто по щучьему велению, тут же и подкатил. Буквально через полчаса Юрий Никитич прибыл к теще. Отношения между ними всегда были хорошими, и Тамара Сергеевна зятю обрадовалась. Когда услышала, что редкий гость заглянул на часик, заторопилась накрывать на стол, расспрашивая попутно, как поживает Наташенька, как внуки.

Пятнадцать лет назад Наташу после вуза направили в село Покровское по распределению отдела народного образования. Здесь она познакомилась с историком Юрием Никитичем, они полюбили друг друга и поженились. Завели свой дом, огород, небольшое хозяйство, дети пошли – сначала родился мальчик, потом девочка, и Наташа домой в город почти не приезжала. Зато Тамара Сергеевна, выйдя на пенсию, проводила в Покровском каждое лето по два месяца. Она с удовольствием копалась в огороде, собирала ягоды, сушила травы, возилась с внуками. Возвращаясь в город, говорила всем, что отдохнула, как на курорте.

За супом Юрий Никитич выпил две рюмки водки, слегка разомлел и с куском жареной рыбы управлялся уже не так торопливо, передавая теще сельские новости.

Когда настал черед пить чай, гость, глянув на часы, ахнул и подскочил: до отправления автобуса оставалось 55 минут. Тамара Сергеевна сказала, что без чая она его не отпустит. Но чай был таким горячим, что, хлебнув его, Юрий Никитич отказался чаевничать. Теща принялась уговаривать зятя, что успеется ему, тут до автовокзала ехать каких-то двадцать минут, а если сесть на коммерческий автобус – в два раза подороже, но зато без толкотни и быстрее, – так вообще минут за пятнадцать доберется.

Чтоб не обидеть гостеприимную тещу, Юрий Никитич, нервничая и обжигаясь, выпил все-таки стакан чая и сразу начал одеваться. Тамара Сергеевна собрала гостинцы внукам и дочери, зять сунул все в сумку, поцеловал тещу в щеку и нахлобучил шапку.

– Погоди, Юра, – остановила его Тамара Сергеевна. – Дай-ка я тебя благословлю на дорожку. Сними шапочку-то.

Он сделал раздраженный вздох и, скрепя сердце, подчинился. Тамара Сергеевна осенила его крупно трижды крестом, шепча про себя какие-то слова, и закончила вслух: «...даруй, Господи, Ангела Хранителя, Ангела сопутешественника. Ну, с Богом!»

Юрий Никитич в ту же секунду выскользнул за дверь и бегом-бегом помчался по лестнице вниз – вызывать лифт на седьмой этаж времени не было. Тамара Сергеевна прошла в кухню к окну, провожая зятя взглядом, готовая помахать ему рукой, но, пересекая двор, он даже не оглянулся, раздраженный тем, что теща сильно задержала его своим назойливым угощением. Да еще с этим... благословением, когда каждая секунда дорога.

В Бога теща уверовала в последние лет 7–8, когда стала появляться в продаже духовная литература; образованный человек, она постоянно покупала и читала книжки по Православию, начала ходить в церковь, окрестила внуков, и все сокрушалась, что Наташенька с Юрой живут невенчанными, а это, считай, все равно, что в блуде. Они и сами уже подумывали обвенчаться, но как-то все оттягивалось это дело, хотя храм в Покровском отдали верующим, и теперь не надо было куда-то ехать, чтобы креститься или обвенчаться. Как историк, Юрий Никитич интуитивно угадывал спасительное значение религии в истории народа, но сам – дитя атеизма – себя пока не мог переломить, чтоб стать с женой под венцы: учителя, все-таки, – думал он, – стыдно как-то; скажут: вот в партии когда-то был, теперь в церковь пришел. Смеяться еще начнут. Что в этом приятного?

Не добежал он шагов десяти до остановки, когда нужный ему автобус захлопнул двери и отошел. Не хватило секунд как раз из той минуты, которую отняла теща своим благословением. Но, на его счастье, тут же подкатил «Пазик» с шашечками. Вспомнив слова тещи про коммерческий автобус и заметив на табличке слово «Автовокзал», он, не раздумывая, вскочил в салон. Пассажиров было всего человек шесть. Юрий Никитич сел и, купив за три рубля билет, немного успокоился: в запасе у него оставалось ровно полчаса: если автобус будет идти даже двадцать пять минут, а не пятнадцать, то должен спокойно успеть. Вот точно на таком же автобусе он приехал утром в город.

Неожиданно «Пазик» свернул в противоположную сторону, Юрий Никитич аж подскочил и спросил у кондуктора, почему автобус пошел в другом направлении? Она успокоила, что доедет, и заметила, не укоряя:

– Разве не видели, в маршруте указано: идет через цирк?

В одном ряду с Юрием Никитичем – через проход – сидел крепкий полный мужчина лет под пятьдесят, одетый в военную цвета хаки форму, лишенную знаков различия. Он был изрядно под хмельком и пытался игривым разговором привлечь к себе внимание молоденькой симпатичной кондукторши. Он уговаривал ее присесть рядышком с ним, поздравлял с праздником, потом стал добиваться, чтоб и она его поздравила, но тщетно.

Девушка ушла от пьяного подальше, и он переключил свое тяжелое внимание на Юрия Никитича.

– С праздником! – сказал он учителю, рассматривая его задирающим взглядом и с подозрительностью.

Юрий Никитич вспомнил – сегодня был День милиции; ему подумалось, что человек в форме имеет какое-то отношение к празднику, видимо, бывший работник милиции или внутренних войск, а сейчас на пенсии; может, работает охранником в каком-нибудь офисе или ларьке.

– С праздником! – повторил пьяный с нажимом и угрожающе засопел.

Юрий Никитич равнодушно ответил, что это не его праздник. Крепышу такой ответ не понравился, мышцы лица его дрогнули и окаменели, глаза сощурились прицельно.

– Ничё, волки, скоро вас будут стрелять, – пообещал он сквозь зубы. И неизвестно, какой бы оборот принял этот напряженный разговор, но в распахнувшуюся на остановке дверь вошли три женщины респектабельного вида, две уселись впереди «майора», как Юрий Никитич про себя назвал пьяного, и тот, увидев дам, плотоядно расплылся, сразу сосредоточил все внимание на них.

Тут учитель заметил, что автобус еще раз повернул вправо, удаляясь от автовокзала в противоположную сторону все больше. Это вызвало новый прилив беспокойства. Он еще раз спросил кондуктора, куда они едут, почему не на вокзал и даже не к цирку, как было обещано до этого поворота. Кондуктор на удивление доброжелательно пояснила, что их маршрут проходит по улицам Макаренко, Тургенева и Дружбы. Жалобным тоном он сказал, что у него билет на междугородный автобус на 17.40 и что опаздывает на автовокзал, остается всего двадцать минут до отправления.

– Так вам надо было сесть на «67-Т» или на «1-Т», – подсказала девушка.

Да какая польза была ему теперь от такого совета. Видя, как встревожен пассажир, она прошла к водителю и стала ему что-то говорить; может, просила ехать побыстрее, подумалось Юрию Никитичу. Но ехать быстрее не получалось, рабочий день кончился, улицы были забиты транспортом, от остановки к остановке автобус все больше заполнялся пассажирами и скоро был набит уже битком. Учитель стал подумывать, как ему теперь еще и выбраться отсюда в этакой давке.

Оставались считанные минуты, но автобус на каждом перекрестке, как на беду, попадал под красный сигнал светофора. Юрий Никитич весь кипел внутри и ругал тещу. «Вот благословила, так благословила, – бормотал он раздраженно, – ведь если б он успел на тот автобус, что ушел перед самым носом, он бы теперь уже давно был на вокзале. – Ну, благословила!»

За семнадцать лет работы в школе нервы его заметно сдали, и в быту выдержки ему порой не хватало. В школе, перед детьми, держался.

С трудом он протиснулся к выходу, на нужной остановке с трудом вырвался на улицу. Осмотрелся и, определив в какую сторону бежать к автовокзалу, помчался. К немалому огорчению, предстояло еще одолеть подземный переход, превращенный в тесный базар.

«Вот благословила, так благослови-и-ла», – бормотал он, уже играя желваками.

Между тем, стрелка на часах перевалила минуту отправления автобуса, и Юрий Никитич мысленно заклинал водителя задержаться на минуту-другую и очень надеялся на это.

Десятая площадка была пуста, Юрий Никитич сразу смекнул, что автобус ушел. Оно и понятно: ненастный ноябрьский вечер, все торопятся домой, Женя (лихого шофера он знал по имени, много лет колесит через их село) отчалил строго по расписанию.

«Ну, благословила! – простонал Юрий Никитич с досадой, а дальше зло добавил. – Да плюнуть надо было на этот чай!» Теперь вот придется терять сутки. А это в его планы ну никак не входило. Либо утром надо ехать на электричке до Кунгура, а там шестьдесят километров – на автобусе. И все равно раньше часа дня в Покровское не попадешь. А так – в восемь часов сегодня вечером, ну, может, в начале девятого, был бы дома.

Ничего не оставалось огорченному пассажиру, как идти сдавать билет в кассу, изрядно потеряв в деньгах. А дальше что? Возвращаться к теще, чтоб заночевать? «Благослови-и-ла!»

Сдав билет, он подумал-подумал и решил ехать не к теще, встреча с которой была бы теперь неприятной и тягостной, а к давнему институтскому товарищу, с которым они до сих пор поддерживали отношения редкими письмами.

Андрюха встретил так хорошо, что, проведя с ним в разговоре время далеко за полночь, Юрий Никитич уже не жалел, что отстал от автобуса.

Утром он ни свет ни заря засобирался в дорогу. Вначале ехал два часа на электричке, потом на автобусе, и в 13.10 был в своем селе.

Пока шел по улице к дому, встретились несколько односельчан; они останавливались перед ним и замирали, а поздоровавшись, еще долго стояли, провожая его взглядом. Вначале он этому значения не придал, но когда и второй, и третий человек при встрече с ним повели себя так же странно, его пронзила мысль, от которой екнуло в груди: кажется, что-то недоброе произошло? Сердце заколотилось. В дом он почти вбежал.

Наташа, к его удивлению, была в этот час почему-то не в школе; вся заплаканная, она посмотрела на него, как, наверное, смотрят на привидение.

– Наташа! – воскликнул он, обмирая. – Что случилось?!

Вместо ответа она бросилась к мужу и, рыдая, вцепилась в него. С ней была истерика. Не скоро Юрий Никитич, теряясь в страшных догадках, связанных с сыном и дочерью, добился от жены объяснения.

Оказывается, «Пазик», на котором он должен был вчера приехать домой, столкнулся на мосту с «Камазом», груженным углем; отброшенный ударом, автобус пробил ограждение моста и рухнул в реку. Пассажиров, говорят, было немного, но все ушли под воду, никто не выплыл. Когда утром страшная весть облетела Покровское, Наташа решила, что муж ее погиб, потому и не приехал.

Юрий Никитич был так потрясен услышанным, что долго не мог оправиться от шока и только бормотал: «Вот это да! Вот это да!» А мысли, подобно молниям из тяжелой грозовой тучи, метались, выхватывая беспорядочно и пытаясь увязать события прошедших суток и даже отдаленные эпизоды его жизни.

Когда немного успокоился, рассказал Наташе, как опоздал на автобус, сдал билет и заночевал у Андрея.