Не знаю чьи стихи, но смысл в них заложен глубокий
По зеленой по долине
Шли послушник и монах,
Оба с тайною молитвой,
Оба с четками в руках.
Видят как стоит у ручья девица,
Красотою может ослепить,
Длинный сарафан намочить боится,
В воду не решается вступить.
Тут монах, не размышляя,
Вырастает перед ней,
Осторожно поднимает
И несет через ручей.
Ну а дальше каждый своею дорогой,
Монастырь уже не далеко,
И молитва вновь устремилась к Богу,
Закрутились четки под рукой.
Так шагали черноризцы,
Лишь дыханья слыша звук,
И у врат у монастырских
Говорит послушник вдруг:
"Нет, ты брат, скажи, чтоб не быть соблазну,
Как коснуться женщины ты мог?
Разве ты обет свой давал напрасно?
Как теперь на это смотрит Бог?"
И монах, глаза прищуря,
Улыбнулся, глядя вдаль.
"Ты поднял в стакане бурю," -
Он послушнику сказал.
"Помыслы твои все Господь читает,
Так что обрати к себе свой взор -
Я ее давно у ручья оставил,
Ты несешь с собою до сих пор."
Шли послушник и монах,
Оба с тайною молитвой,
Оба с четками в руках.
Видят как стоит у ручья девица,
Красотою может ослепить,
Длинный сарафан намочить боится,
В воду не решается вступить.
Тут монах, не размышляя,
Вырастает перед ней,
Осторожно поднимает
И несет через ручей.
Ну а дальше каждый своею дорогой,
Монастырь уже не далеко,
И молитва вновь устремилась к Богу,
Закрутились четки под рукой.
Так шагали черноризцы,
Лишь дыханья слыша звук,
И у врат у монастырских
Говорит послушник вдруг:
"Нет, ты брат, скажи, чтоб не быть соблазну,
Как коснуться женщины ты мог?
Разве ты обет свой давал напрасно?
Как теперь на это смотрит Бог?"
И монах, глаза прищуря,
Улыбнулся, глядя вдаль.
"Ты поднял в стакане бурю," -
Он послушнику сказал.
"Помыслы твои все Господь читает,
Так что обрати к себе свой взор -
Я ее давно у ручья оставил,
Ты несешь с собою до сих пор."